советского быта, наподобие тех, которые делают для туристов в Прибалтике и Восточной Европе. Чагурская «экспозиция» была шире – к советскому облику города добавились предметы и фигуры, знаменующие собой теперешний дикий капитализм в провинции. Так все это видел Кир, и я вместе с ним.

Но не только в изменении угла зрения было дело.

Дело было еще в самом Кире. Я увидела в нем качества, прежде не выступавшие на первый план столь отчетливо. Он мог видеть относительность вещей. Он мог менять расстояние между собой и происходящим. Он обладал хорошим терпением: не слишком маленьким и не слишком большим, а именно таким, какое позволяет выдерживать мелкие неприятности и не допускает их перерастания в крупные. Наконец, он обладал отзывчивостью, которая не дает разрастись чувству одиночества у того, кто рядом.

Мы были в Чагуре вместе все то время, которое оставалось после моей работы с фирмой, торговавшей местным медом и мечтавшей найти зарубежных посредников для выхода на европейский рынок. Когда я работала, Кир ходил по городу и делал снимки. Когда-то он был фотокорреспондентом. Это было в то же время, когда и я занималась журналистикой.

«Медовая неделя» в Чагуре осталась отдельным и обособленным эпизодом в наших с Киром отношениях. Когда мы вернулись в Москву, все пошло дальше не как продолжение нашей жизни в Чагуре, а как продолжение нашей московской жизни. Мы даже не вспоминали вместе Чагуру. Словно Чагура была и сплыла. И это обстоятельство подтачивало фундамент наших отношений. Во всяком случае, для меня. В Чагуре наши отношения стали прочнее, чем в Москве. В Москве после Чагуры их прочность уменьшилась, а сквозняков в них стало даже больше, чем до Чагуры.

Когда к мыслям об Эле добавилось лирическое отступление, касавшееся нас с Киром, мне стало совсем тошно. Я вспомнила, что Андрей Грохов собирался показать мне сегодня фильм, где снимался вместе с Элей, и отправилась к нему в ресторан.

* * *

Народу в «Ангро» было больше, чем вчера. Курили все. И галдели все. К бару было не пройти. Я осталась стоять у входа в ожидании, когда кто-то из официанток окажется поблизости от меня, и тогда я попрошу ее сообщить обо мне Грохову. Но он уже заметил меня сам и пробирался ко мне между столиками.

Не только потому, что столы стояли почти впритык друг к другу, но еще и из-за постоянных остановок его продвижение в моем направлении шло медленно. Многие завсегдатаи, большей частью женщины, буквально хватали его за рукав, и он перебрасывался с ними словами, а некоторых из них обнимал и шептал им что-то на ухо. Обнял он и меня, когда наконец до меня добрался. Это мне и понравилось и не понравилось.

– Вы не забыли о видеокассете? – спросила я Андрея, едва дослушав его уверения в своей радости снова видеть меня.

– Конечно нет, – ответил он и убрал руку с моего плеча. – Следуйте за мной.

Мы прошли в служебную часть и вошли в его кабинет. Это была небольшая комната с тремя письменными столами, за которыми никто не сидел. На невысоком шкафчике у двери стоял телевизор.

– Устраивайтесь, а я тем временем подготовлю все к просмотру, – сказал Андрей. – Вы хотите увидеть только наш с Элей эпизод или станете смотреть весь фильм?

– Только тот эпизод.

– Я так и думал.

Главным героем «Городка за холмами» был молодой водопроводчик, который не только ходил по квартирам и исправлял неполадки, но и проворачивал дела, далекие от кранов и труб. В эпизоде с Элей и Андреем, игравшими супружескую пару, этот водопроводчик стал объектом пылкой любви хозяйки квартиры, а потом – жертвой ревности ее мужа, который, конечно же, неожиданно вернулся домой, как это бывает в таких комедиях. Коллизия была банальной, диалоги убогими, главный герой пошлым, но игра Эли и Андрея увиделась мне веселой и дерзкой. И талантливой. Я впервые заметила актерский талант у своей сестренки. И из-за этого открытия почему-то растерялась.

– Ну что скажете? – спросил меня Андрей после просмотра. Я ушла в себя, и его вполне законный вопрос застал меня врасплох.

– Неплохо, – только и смогла выдавить из себя я, после чего дежурно поинтересовалась у Грохова, где он еще снимался.

– Нигде, – так же односложно ответил он. Было похоже, что моя реакция испортила ему настроение.

– Почему? – спросила я теперь уже с интересом, но это не исправило положение.

– Потому что не было предложений, – сказал он сухо, явно не желая продолжать эту тему.

– И Эле не повезло, – вздохнула я, думая тем самым переключить его на мою сестру.

– Дело не в везении. Вы разве не заметили, что произошло с нашим кино в начале девяностых?

Грохов вынул кассету из видеомагнитофона и положил ее обратно в футляр.

– Горло пересохло. Надо будет его смочить, – сказал он и направился к выходу. Открыв дверь, он придержал ее для меня и добавил: – Сегодня у нас отличный Совиньон. Вы обязательно должны его попробовать.

Я расценила его слова как предложение продолжить разговор, перейдя в ресторан. Но когда мы вышли из служебной части, Андрей привел меня к столу, где сидела оставленная им компания. Она состояла из трех женщин и одного мужчины, которые уже были основательно поддатые. Дальше было неинтересно: питье, треп, хохмы. Воспользовавшись подходящим моментом, я шепнула сидевшему рядом Андрею, что мне пора. Он не стал меня удерживать, только попросил на всякий случай оставить свои координаты, что я и сделала.

13

Вернувшись из «Ангро» домой, я потерялась в своей однокомнатной квартире. Вещи казались чужими и ненужными, привычные занятия – тошными. Голода я не чувствовала. Включив телевизор, я поблуждала по каналам и выключила его. На книгу, которую тогда читала, я только взглянула и оставила ее лежать там, где она была брошена.

Кончилось тем, что я забралась с ногами на диван и замерла. Голова была как запущенный чердак: спертый воздух, масса хлама, пыль. Осколки мыслей об Эле и матери, а также о Кире и Андрее Грохове наскакивали друг на друга и дробили друг друга на еще более мелкие куски. В этом мельтешении доминировал материал, связанный с Элей.

В какой-то момент я поддалась одному из импульсов, исходивших из сумятицы в моей голове, и подняла с пола телефон. Потом я подняла бумажку с Фединым номером, все еще валявшуюся рядом с ним, и набрала его домашний номер. Что именно меня на это двинуло, трудно сказать. Просто был такой импульс, без определенных целей и надежд.

– Алле, – раздался после пары гудков с другого конца провода знакомый женский голос.

Меня ожгло, и я машинально отключилась. Жиличка Феди опять была дома! Только я подумала, что могу сейчас перезвонить и выбить у нее новый мобильный номер Федора, как мой телефон зазвонил сам. Я похолодела. У Феди дома аппарат с регистратором входящих номеров, решила я, и теперь заика в ярости потребует меня